Русский философ Андрей Ильич Фурсов
Сейчас рано и трудно говорить о новой эпохе, но о её содержании и контурах можно немного порассуждать. Причём – не с позиций капитализма и коммунизма. Колокола звонят не только и не столько по ним.
Кто конкретно испытывает кризис капитализма в наибольшей степени? По кому он больнее бьёт, или, точнее, кто острее ощущает боль? Например, страдают ли от него австралийский абориген, бушмен из пустыни Калахари, индеец, живущий в лесах Амазонки, кочевник из Мавритании? Нет. Они о кризисе и кризисах не слыхали. Их жизнь мало меняется. «Давно сидим». Ощущает ли кризис беднота, самые низы Калькутты и Марселя, Рио-де-Жанейро и Лагоса, Мехико и Манилы? Нет, не ощущают. Разумеется, они живут очень тяжело – на грани выживания. Но так они существуют в течение многих поколений.
К тому же, как показывают исследования, социальные низы живут данным моментом. Не они предпринимают что-то, а нечто происходит, случается с ними. Они – дети случая и находятся на таком минимуме, на такой глубине существования, которых практически не достигают бури и кризисы. Вся их жизнь – замороженные буря и кризис.
Произошли изменения в жизни значительных групп населения, скажем, в Перу и Афганистане, Руанде и Таиланде. Причём изменения эти связаны с мировой тектоникой, с мировыми кризисными явлениями. Но для этих групп и племён рост населения, межплеменные бойни, миграции – часть их многовековой истории. Бывало лучше, бывало хуже.
Явно не ощущает кризиса, хотя и знает о нём, мировая верхушка. Её богатство – это волнорез, способный пока что гасить волны почти любого экономического шторма.
Так кто же главный объект и жертва изменений последних десятилетий? Это – мировой средний класс и мировой рабочий класс в их разнообразных региональных и страновых вариациях и эквивалентах. Средние слои и рабочие. Вот они-то и суть главный объект кризиса, они-то и ощущают его и знают о нём. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Но средние и рабочие слои (классы) – становой хребет Капиталистической Системы, современного общества. И здесь перед нами ещё одно свидетельство системного кризиса. Мировой средний класс был тем социальным мясом, которое наросло на костяке Капиталистической Системы – на её центральном противоречии. Противоречие выработано, костяк ослаб, он не может удержать прежнюю социальную массу, да ещё в среднем – с точки зрения благосостояния – положении. Тогда и начинает История отсекать кусочки массы-мяса, словно повар-турок с вращающегося на огне донер-кебаба. Вот только кто едоками будет?
Формирующиеся новые верхи – собственники невещественных факторов производства как главных, первичных. Впрочем, в их руках в качестве вторичных факторов остаются вещественные, собственность на них. Главные в прежних системах вещественные факторы производства, как правило, сохраняются в качестве вторичных у хозяев новой системы, как минимум – на её ранней стадии: собственность на раба при феодализме при главенстве земельной собственности, земельная собственность буржуазии как собственника капиталов при капитализме.
А вот у низов новой, посткапиталистической системы, чтобы они стали адекватным элементом новой системы производственных отношений, готовым объектом для новых форм эксплуатации и депривации, никаких факторов производства, ни вещественных, ни невещественных, в собственности быть не должно. Проблема, однако, в том, что в современном мире, прежде всего в ядре капсистемы, есть довольно большой слой – средний (middle class, малый и средний бизнес), выступающий как собственник вещественных факторов производства. И его совокупная доля в мировом богатстве вовсе не мала – есть чем поживиться.
Обычно мировое богатство рассматривается двояко: в целом, как сумма активов и пассивов (то есть прежде всего долгов), и как только активов. Мировое богатство в целом оценивается в 418,3 трлн долл.; 45,6% принадлежит 1,1% (56 млн человек). Это те, у кого более 1 млн. Миллиардеров – 2150 человек. Они владеют стольким же, сколько 4,6 млрд человек (60% населения). На долю этих 0,0038% приходится 63 трлн богатства – 1/3 всего того, чем владеют состоятельные 56 млн человек.
Следующая группа – те, кто имеет от 100 тыс. до 1 млн долл. – средний слой. Это 11,1% (583 млн человек), им принадлежит 39,1% мирового богатства.
Следующая – от 10 до 100 тыс. Их 32,8% (1,7 млрд человек), владеют 13,7% богатства.
Следующая группа – от 0 до 10 тыс. – 55% (2,9 млрд), 1,3% богатства.
Если исключить этот последний слой – с них взять нечего, то получается, что 43,9% населения (2 283 млн человек) владеют 52,8% мирового богатства, чуть меньше, чем 1,1% (то есть 56 млн)*.
Исходя из этих расчётов, битва за посткапиталистическое будущее – это схватка 56 миллионов человек с 2 283 миллионами, в ходе которой первые планируют лишить вторых собственности.
Если убрать пассивы и оставить активы, то картина выглядит следующим образом. Наиболее часто встречающаяся цифра – 90 трлн долл., при этом 1% владеет 35 трлн, 12-15% – 40 трлн, а остальными 15 трлн – 85% населения. Задача верхнего 1% – экспроприировать 12-15%. В то же время и внутри верхнего 1% идёт острая борьба, там разрыв между верхним 0,1% и остальной частью – 0,9% усилился ещё больше, чем между 1% и 12-15% соответственно. Средний слой «однопроцентники» в любом случае приговорили к экспроприации и уничтожению. Этот глобальный передел собственности – необходимое условие возникновения/создания нового строя, НМП (новый мировой порядок). Как это будет сделано – другой вопрос.
12 октября 2012 года на совместном заседании Международного Валютного Фонда и Всемирного банка, глава МВФ Кристин Лагард объявила, что нужно подготовить юридическую и моральную базу для экспроприации молодых денег. Под молодыми деньгами она имела ввиду вот эти вот молодые олигархические элиты, поднявшиеся в Бразилии, России, Китае. Да, она сказала – это прежде всего нефтяники и связанная с ними бюрократия. У неё два исходных импульса, и, поскольку Соединённые Штаты являются кластером глобальных элит, это порт их приписки, то, естественно, все импульсы идут отсюда. В первом импульсе – главная мишень – Россия. Второй импульс – это локальные элиты вообще.
В то же время нужно помнить: само наличие массового среднего слоя в ядре капсистемы в последней трети XIX – первой трети XXI века – это явление уникальное, аналогов в других социальных системах не имеющее. Оно обусловлено ограблением колоний, неэквивалентным обменом ядра и периферии и научно-технологическим прогрессом – рывком ядра с конца XIX по середину ХХ века – и в принципе краткосрочно. Средний слой – побочный продукт развития промышленного капитализма, нарост, который хозяева новой системы срежут за (для них) ненадобностью.
Волны «посткапиталистического прогресса» вот-вот сомкнутся над средним слоем Постзапада, что потенциально создаёт возможность взрыва. Как заметил социолог Баррингтон Мур, великие революции рождаются не из победного крика восходящих классов, а из предсмертного рёва класса, над которым вот-вот сомкнутся волны прогресса (прогресса – для восходящих, разумеется, для уходящих это регресс, энтропия). Так что теоретически на Постзападе зреют «гроздья» гнева, но это теоретически: чтобы «гроздья» созрели до кондиции, надо поработать, тем более что это в наших интересах.
Исчерпанность системообразующего противоречия капитализма говорит о конце олицетворяемой им системы. Но только ли этой системы? Или ещё какой-то или каких-то. Не является ли кризис Капиталистической Системы тем ключом, который отпирает «кладезь бездны» исторической? Не выводит ли капитализм своим финишем и другие системы на последний или предпоследний рубеж, так сказать, к последней черте, к барьеру? Не имеем ли мы дело с кризисом, «сконструированным» по принципу матрешки или Кощеевой смерти (на мой вкус предпочтительнее название «Кощеев вариант»).
Маркс писал, что быть радикальным – значит доходить, докапываться до сути вещей, не останавливаясь до тех пор, пока качество (в нашем случае – социосистемное) не исчерпано. Вот и заглянем за фасад кризиса коммунизма и функционального капитализма, приподнимем холст и отопрем потайную дверцу. Быть может, так мы узнаем, по ком звонят Колокола Истории? Что же за холстом и дверцей?
Там – Современность (Modernity) в целом. Другими словами, блок «субстанциональный капитализм + функциональный капитализм» – две формы капитализма, две эпохи капиталистической истории. За ними, в будущее, устремлен постмодерн, а в прошлое уходит ещё одна эпоха (1648-1789) капиталистической истории – Старый Порядок. Таким образом, перед нами предстает Капиталистическая Система в целом. Но капитализм как система, как eine Formation – лишь фаза, вторая после феодализма, в истории Европейской цивилизации, Западной Системы.
С этой точки зрения системный кризис капитализма – это, как минимум, структурный кризис Европейской цивилизации. Последняя – не самая большая социальная «матрешка» (матрица) в наборе, есть и крупнее – христианский исторический субъект. Он охватывает не только Европейскую цивилизацию, но также и хроноклазм V-IX или V-X вв., включая, с одной стороны, сеньориальную революцию (т.е. «феодальную революцию»), с другой – позднюю (имперскую) Античность.
«Христианский мир больше не существует», – цитирует французский Le Monde слова папы Франциска в ходе традиционной рождественской встречи с Римской курией 21 декабря 2020 года. 21 декабря 2020 года Папа Римский закрыл «Христианский проект» (прим. ред.).
Капитализм на экономической основе и экономически, материально реализовал социальную и духовную универсалистскую задачу, возникшую с христианским историческим субъектом, как результат его возникновения. Именно посредством капитализма христианский исторический субъект придал своему универсализму адекватную ему – мировую, земшарную, истинно и единственно универсальную с точки зрения конкретных условий планеты Земля форму, выполнил свою миссию.
Именно посредством капитализма линейное христианское время распространилось (по крайней мере, на какой-то срок) на земное пространство – и как мировое, и как совокупность локальных пространств, подчинило его. Функция капитала, таким образом, есть одновременно меч и крест христианского исторического субъекта. В своём негативе – по отношению как к капитализму, так и христианству – меч и крест превращаются в серп и молот коммунизма. Антихристианство коммунизма сопоставимо с его антикапиталистичностью как негативная функция.
Вне Европы в капиталистическую эпоху христианство в лице миссионеров, иезуитов и т.д. (что бы они сами ни думали о целях своей деятельности) объективно играло роль функции капитала, решало его задачи. Но и капитализм выполнял задачу христианского исторического субъекта. Как и коммунизм, объективно обеспечивавший распространение европейских универсалистских ценностей в революционной и антикапиталистической форме в тех зонах мировой системы, где они не могли утвердиться эволюционно и капиталистически.
Исходная сложность христианства, отражающая сложность европейской цивилизации эпохи поздней античности (элементы античности, иудейской и германской традиций), – это одновременно и сила, и слабость. Ведь заметил же Н.А. Бердяев, что христианство чревато католицизмом, католицизм – протестантизмом, а протестантизм – атеизмом (я бы добавил сюда масонство). Это одна линия. Католицизм чреват вырождением в неожреческую иерархию (догмат о непогрешимости Папы Римского). А непростые отношения христианства и иудаизма, уже провозглашённого римским первосвященником «старшим братом»? И не является ли «старший брат» Большим Братом? Что касается различий между мечтой, революционным порывом, с одной стороны, и организацией, этот порыв утилизующей, то Ф.М. Достоевский посвятил этому «Легенду о Великом инквизиторе».